А еще совсем недавно я перечитал воспоминания Исайя Берлина, английского дипломата, публициста и философа, о его встречах с Пастернаком и Ахматовой и другими советскими писателями в 1945 году. Потом с Пастернаком он встречался еще в 56-ом, а с Ахматовой в 1965 году уже в Оксфорде. Это тот самый Берлин, у которого якобы был краткосрочный роман с Ахматовой (с кем только не приписывали романы Анне Андреевне). После встречи Ахматовой с Берлиным Сталин обозвал ее нецензурными словами, а Жданов вскоре после этого назвал «блудницей и монахиней, у которой блуд смешан с молитвой». Анна Андреевна на полном серьезе считала, что из-за их встречи с Берлиным началась «холодная война».
Так вот, во время чтения этих воспоминаний я снова погрузился в почти забытый ностальгический мир, когда мы могли часами обсуждать: Цветаева или Ахматова? Знала ли Цветаева, что ее муж агент ОГПУ? Виновата ли Ахматова перед сыном Львом Гумилевым, а сын Цветаевой, Мур, в смерти матери? Какую роль на самом деле сыграла в жизни Пастернака Ольга Ивинская? Пытались понять, почему все они боготворили Рильке? …Спорили о Тютчеве, Есенине и Маяковском? …Перепечатывали и читали друг другу каждое новое стихотворение Бродского, которое до нас доходило.
В общем, все темы не перечислить, новые рождались каждый день, старые никогда не закрывались.
Как я соскучился по этой абстрактной болтовне о литературе и около нее. Если угодно, по плотным разговорам, а не милому, разряженному времяпрепровождению. Они, эти разговоры, – часть меня, мне их сильно не хватает. Все больше и больше. Ибо нынешние (в лучшем случае) сводятся к политике, здоровью, воспитанию детей и психологии отношений. Я уже молчу о религии. И не говорю о быте. «Любовная лодка разбилась о быт» - это не только о Маяковском и др. Это еще о нас всех. О сбое в коммуникации. Об отсутствии общения, замененного обменом информацией, подчас пустой и бессмысленной, обсуждением бытовых проблем или пересказом новых, модных фильмов. О потере вкуса к РАЗГОВОРУ.
Не помню кто, по-моему, Бродский, рассказывал, что мог с кем-то (с Рейном?) проговорить в кафе восемь часов подряд о Гоголе. Да я бы сам часами о нем говорил, и о Чехове, а о русской поэзии вообще сутками. Но практически не с кем – вот беда. «Одних уж нет, а те далече». Остальные заняты, им не до праздного интеллигентного трепа. (Или у них никогда и не было к нему серьезного интереса). Конечно, я их понимаю – real life. А мне скучно без него. Тоскливо. Чего-то не хватает, крайне важного и живительного. Это дефицит особого рода. Без которого, правда, подавляющее большинство легко обходится.
