Чтобы вернуть меня домой, в лоно семьи мама была готова на все. После института я уехал работать по распределению на Урал, и уже два года работал там учителем в школе, казалось бы, не собираясь особо возвращаться. И вот мама решилась на очередное ухищрение, чтобы заманить меня обратно. В конце июня, я неожиданно узнал, что в августе еду по туристической путевке в Польшу.
Поверить в это было невозможно. Отказаться - тоже. Я не проходил никаких положенных собеседований, меня просто, по блату, в последний момент включили в группу – 35-ым.
Пропустив оба собрания, где все успели перезнакомиться, я получил лишь одну инструкцию – каждый берет по две бутылки водки. Водку я, конечно, взял. А вот остальное, что, как выяснилось потом, прихватили с собой опытные туристы – часы, фотоаппараты, советскую электротехнику (бритвы, утюги, чайники) – не взял. Только то, что полагалось обменять на валюту и тридцать рублей десятками.
Группа наша была колоритна и примечательна. За границу впервые выезжал лишь я один. Большинство – освобожденные секретари ВЛКСМ разных предприятий и организаций – побывали уже не только в соцстранах, но и в Югославии, а некоторые даже в ФРГ, Италии и почему-то Бельгии. Целая группа комсомольцев была с завода «Маяк», несколько студентов из института физкультуры. Все молодые, веселые, жизнерадостные. Руководитель Борис был старше всех -35 лет.
В поезде нам достался весь вагон, а одно, 36-ое, место, было у негра. И он ехал в последнем купе, в котором поселили и меня.
Пить начали с самого начала. Ребята из «Маяка» везли с собой маленькие канистры со спиртом. Я немного волновался в незнакомой обстановке, но выпил немного – все же международный вагон.
Где-то к вечеру я осмелел и, чтобы как-то найти контакт, попросил гитару. Устроились в коридоре, двери купе открыты. Я запел Окуджаву. Для понимания ситуации отмечу: играю на гитаре и особенно пою я хорошо. Так что, обычно, стоило мне взять гитару и что-то спеть, как даже незнакомая аудитория становилась почти сразу своей - беспроигрышный вариант. Здесь фокус не удался. Меня вежливо, но явно без интереса выслушали. И тогда я, на страх и риск, спел свою коронку - «Петрову»: веселую, хулиганскую песню. И понеслась: меня просили еще спеть что-нибудь наподобие, бесконечно предлагали выпить, в общем, приняли, как родного.
К ночи, когда поезд прибыл на границу, практически все были пьяны, кроме меня и негра. Своего соседа я так и не смог добудиться, пришлось искать его паспорт, чтобы отдать пограничнику. И тут я слышу, как кто-то из проверяющих в сердцах крикнул: «Так, ссаживаем всю группу к чертовой матери, они все пьяны». Я был в ужасе и чуть не крикнул –«не все!». «Я и негр - трезвые, мы можем ехать дальше». В конце концов, руководитель Борис кое-как переговорил с начальником погранслужбы, и « таможня дала добро».
Поезд тронулся, я устремился весь к оконному стеклу - граница. Казалось там, на той стороне Буга, другая, чудесная, сказочная жизнь. Сердце стучало чаще, почему-то вспоминался фильм «Над Тисой»… Было темно, я мало что рассмотрел, но все, что смог увидеть, не поразило мое воображение. И несколько разочарованный я пошел спать.
Днем мы были в Варшаве. Посмотрев на вокзале на мятые лица моих попутчиков, я подумал: оторвались ребята, теперь все будет по-другому. Но, как выяснилось, это было только начало двухнедельной, непрекращающейся пьянки. Каждый день проходил по одному и тому же сценарию: с утра главное было прийти к положенному времени на завтрак, потом сесть в экскурсионный автобус и… спать. Далее - обед, игра в футбол с кем-то из поляков, усиленных почему-то каждый раз вьетнамцами, вечером нашей идеологической задачей было перепить ту или иную делегацию из братской социалистической страны, а ближе к ночи –«кошачий концерт».
Не буду подробно рассказывать про Польшу – дискотеки в Варшаве, голливудская драка между венграми и поляками в Таруни, отстроенный заново Гданьск, знаменитый и совершенно разочаровавший Сопот, вещевой рынок в Гдыне… Могу только сказать – дни пролетели быстро, и приехал я домой очень уставшим.
В следующий раз я смог попасть заграницу только в январе 1993 года. Все тем же поездом Москва-Варшава.
Август 1976 года
Поверить в это было невозможно. Отказаться - тоже. Я не проходил никаких положенных собеседований, меня просто, по блату, в последний момент включили в группу – 35-ым.
Пропустив оба собрания, где все успели перезнакомиться, я получил лишь одну инструкцию – каждый берет по две бутылки водки. Водку я, конечно, взял. А вот остальное, что, как выяснилось потом, прихватили с собой опытные туристы – часы, фотоаппараты, советскую электротехнику (бритвы, утюги, чайники) – не взял. Только то, что полагалось обменять на валюту и тридцать рублей десятками.
Группа наша была колоритна и примечательна. За границу впервые выезжал лишь я один. Большинство – освобожденные секретари ВЛКСМ разных предприятий и организаций – побывали уже не только в соцстранах, но и в Югославии, а некоторые даже в ФРГ, Италии и почему-то Бельгии. Целая группа комсомольцев была с завода «Маяк», несколько студентов из института физкультуры. Все молодые, веселые, жизнерадостные. Руководитель Борис был старше всех -35 лет.
В поезде нам достался весь вагон, а одно, 36-ое, место, было у негра. И он ехал в последнем купе, в котором поселили и меня.
Пить начали с самого начала. Ребята из «Маяка» везли с собой маленькие канистры со спиртом. Я немного волновался в незнакомой обстановке, но выпил немного – все же международный вагон.
Где-то к вечеру я осмелел и, чтобы как-то найти контакт, попросил гитару. Устроились в коридоре, двери купе открыты. Я запел Окуджаву. Для понимания ситуации отмечу: играю на гитаре и особенно пою я хорошо. Так что, обычно, стоило мне взять гитару и что-то спеть, как даже незнакомая аудитория становилась почти сразу своей - беспроигрышный вариант. Здесь фокус не удался. Меня вежливо, но явно без интереса выслушали. И тогда я, на страх и риск, спел свою коронку - «Петрову»: веселую, хулиганскую песню. И понеслась: меня просили еще спеть что-нибудь наподобие, бесконечно предлагали выпить, в общем, приняли, как родного.
К ночи, когда поезд прибыл на границу, практически все были пьяны, кроме меня и негра. Своего соседа я так и не смог добудиться, пришлось искать его паспорт, чтобы отдать пограничнику. И тут я слышу, как кто-то из проверяющих в сердцах крикнул: «Так, ссаживаем всю группу к чертовой матери, они все пьяны». Я был в ужасе и чуть не крикнул –«не все!». «Я и негр - трезвые, мы можем ехать дальше». В конце концов, руководитель Борис кое-как переговорил с начальником погранслужбы, и « таможня дала добро».
Поезд тронулся, я устремился весь к оконному стеклу - граница. Казалось там, на той стороне Буга, другая, чудесная, сказочная жизнь. Сердце стучало чаще, почему-то вспоминался фильм «Над Тисой»… Было темно, я мало что рассмотрел, но все, что смог увидеть, не поразило мое воображение. И несколько разочарованный я пошел спать.
Днем мы были в Варшаве. Посмотрев на вокзале на мятые лица моих попутчиков, я подумал: оторвались ребята, теперь все будет по-другому. Но, как выяснилось, это было только начало двухнедельной, непрекращающейся пьянки. Каждый день проходил по одному и тому же сценарию: с утра главное было прийти к положенному времени на завтрак, потом сесть в экскурсионный автобус и… спать. Далее - обед, игра в футбол с кем-то из поляков, усиленных почему-то каждый раз вьетнамцами, вечером нашей идеологической задачей было перепить ту или иную делегацию из братской социалистической страны, а ближе к ночи –«кошачий концерт».
Не буду подробно рассказывать про Польшу – дискотеки в Варшаве, голливудская драка между венграми и поляками в Таруни, отстроенный заново Гданьск, знаменитый и совершенно разочаровавший Сопот, вещевой рынок в Гдыне… Могу только сказать – дни пролетели быстро, и приехал я домой очень уставшим.
В следующий раз я смог попасть заграницу только в январе 1993 года. Все тем же поездом Москва-Варшава.
Август 1976 года
