Андреевский спуск на Подол превратился в довольно утомительный проход по брусчатке сквозь бесчисленные сувенирные лавочки. С единственной остановкой во французском кафе, примечательным своими московскими ценами (обычно в Киеве цены в полтора, два раза ниже) и столиками, основанием которых являются корпуса от швейных машинок «Зингер».
У одной из лавочек мы остановились: мужчина, лет пятидесяти, продавал старые подшивки газет, копии документов и гравюр времен оккупации. Копия – 10 гривен (40 рублей). Меня заинтересовала львовская листовка бандеровцев, датированная 1944 годом. На ней был изображен карикатурный эсэсовец, вытирающий кровь с ножа о рубашку своей очередной бездыханной жертвы, а подпись гласила по-украински: «Проклятие и смерть немецким палачам! Отомстим за кровь наших детей, матерей и сестер!».
Я захотел купить эту листовку. «Пятьдесят гривен», - сказал продавец. «Почему не десять, как остальные?», - спросил я. «Это не копия, цэ оригинал», - ответил он. Я посмотрел листовку – похоже, что так.
Мы разговорились… «Получается, что бандеровцы боролись и против немцев?», - спросил мой приятель. «А, як же – сначала против Советов, а потом и против немцев. Они же за незалежную ни от кого Украину».
«Понятно, у нас же такое представление, что они в СС служили?»
«Служили, но в начале, а как Гитлер им в независимости отказал, стали против них – на два лагеря. Вот «Молодая Гвардия –это же бандеровцы».
«Неужели?».
«Конечно. Это давно известно. Есть даже версия, что их красные и сдали»…
Мы поговорили еще про Бандеру, про то, как он сидел у немцев, как его потом убили советские. Продавец сказал, что у него есть много разных документов на эту и другие темы, если интересуемся. Мы взяли у него телефон.
«Вот из Москвы, а у бандеровца-русофоба еще телефон берут», - вдруг услышали мы сказанное с укоризненной от одной из трех пожилых дам, сидевших рядом, видимо у подъезда своего дома.
«Да он и не показался нам русофобом. И потом – откуда вы знаете для чего мы взяли телефон?», - решил я напустить тумана.
Они переглянулись и удовлетворенно закивали: «Этот он с вами такой гладкий, а придут другие… Хитрая шельма… Одним словом – бандеровец».
«…Ну как там в Москве, как Путин?», - спросила одна из них.
«Кому как. А вообще - нормально», - ответил я.
«А у нас - бардак», - вздохнула женщина.
«Чего так?»
«Да, постоянные склоки. И русскому языку хода не дают».
«А при этом весь Киев по-русски гутарит», - подначивал я.
«Это пока еще мы живы. А вот помрем… В школах русскому не шибко дают развернуться. Так что пройдут пару поколений, и забудут русский».
В это время мимо нас прошли три девушки-подростка – одна с заплетенными косами говорила по-украински, а две ее подружки отвечали ей по-русски.
…Мы еще немного поговорили про русский язык, вспомнили 60-е годы, когда я приезжал в Киев к бабушке на каникулы.
«А как теперь называется Чкалова?»
«Гончара».
«А кинотеатр «Перемога» сохранился?»
«О, уже давно нет».
Прошлое сблизило нас, и мы тепло расстались, как родственники.
Наш путь лежал дальше вниз, на Подол…